В закрытом гарнизоне - Валерий Ковалев

Парень с воплем катится по бетону и врезается башкой в стоящую неподалеку тележку, а спустя секунду набегает наряд милиции, и в сопровождении потерпевшей, того уводят.

Окружающие бурно реагируют, и проверяют свои вещи.

Когда до желанной стойки остается всего ничего, рядом с нами возникает сержант, и, козырнув, предлагает, – пройдемте.

– А в чем, собственно дело? – переглядываемся мы с приятелем.

– Там все объяснят, – делает он приглашающий жест рукой. – Прошу.

– Не иначе тоже жулики, – шелестит в очереди, и, сопровождаемые подозрительными взглядами, мы с Виталькой, прихватив портфели, следуем за стражем порядка.

В расположенной неподалеку комнате милиции, за столом сидит пожилой капитан и оформляет протокол, перед ним, на стуле, задержанный, и здесь же потерпевшая и еще один милиционер.

– Так, присаживайтесь, – кивает нам капитан. – Спасибо за содействие, будете у нас свидетелями.

– Нам не положено, – улыбается Виталька и, вынув малиновое удостоверение, демонстрирует его начальнику.

– Понял – пробежав его глазами, говорит тот. – У вас такое же?

Я молча киваю и смотрю на часы.

– Ну что же, в таком случае не задерживаю, счастливого полета.

– И еще это, – включается в разговор приведший нас сержант, – в очереди в буфет стоять не надо.

Тут неподалеку приличное кафе. Семеныч, я провожу?

– Давай, – снова наклоняется к протоколу капитан.

Выйдя из комнаты, мы следуем за сержантом к центральному выходу, за ним он останавливается и тычет рукой в сторону небольшого, расположенного метрах в ста от здания аэропорта, сквера.

– Вон там кафе и буфетчицу зовут Юля. Скажете что от Андрея, накормит по первому разряду.

– Спасибо, сержант, – говорим мы, жмем ему руку и направляемся к скверу.

В нем золотая россыпь листьев на дорожках, кусты уведших хризантем и куб кафе-стекляшки под старой липой.

– Почти оазис, – говорю я, и мы заходим внутрь.

Там разноцветные блики льющегося сквозь стены осеннего солнца, полтора десятка пластиковых столиков, с сидящими за ними немногочисленными посетителями и блестящая нержавейкой барная стойка, с вертящим бобинами импортным «Грюндигом» и батареей разнокалиберных бутылок за ней.

Besame, besame mucho,Como si fuera esta noche la ultima vez.Besame, besame mucho,Que tengo miedo tenerte, y perderte despues.

тихо льется из колонок голос Шарля Азнавура, и вся суета прошедшего дня остается позади.

– Здравствуйте мальчики, – возникает у стойки миловидная буфетчица, в накрахмаленной курточке и наколке в пышных волосах. – Что будем заказывать?

– Мы, Юля, от Андрея, – подмигивает ей Виталька. – А что имеете предложить?

– От Андрея? – заинтересовано оглядывает нас девушка и называет несколько горячих блюд.

Мы выбираем эскалопы, к ним заказываем по салату из овощей и сыр, а заодно бутылку «Мадеры», в честь праздника.

– Приятного аппетита, – говорит девушка, получив деньги, и мы усаживаемся неподалеку за столиком.

– Ну, с Октябрьской революцией! – разливает вино приятель, и стаканы отзываются глухим звоном. Вино знакомо пахнет югом, мясо сочное, а салаты свежие, и мы с удовольствием подкрепляем силы.

Голос Азнавура навевает грусть, за прозрачными стенами тихо кружатся листья, хорошо.

Потом все это нарушает звук открываемой двери, хлопок, и мы недовольно поворачиваем головы.

На пороге высоченный моряк, в лихо сдвинутой на затылок бескозырке, широких клешах и небольшим чемоданом в руке.

Знакомое лицо, выпуклые глаза, широкие прямые плечи.

– Витька! – ору я, отпихивая стул, и делаю шаг ему навстречу

Челюсть у вошедшего отваливается, глаза становятся еще больше, и он радостно вопит, – Валерка!

В следующее мгновение мы сцепляемся в дружеских объятиях, радостно хохочем и гулко тузим друг друга по спинам.

– Во, не иначе сослуживцы, – говорит кто-то из посетителей, и это правда.

Витька Полдушев, старший химик-дозиметрист с моей лодки.

В мае я уехал поступать в Школу, а корабль ушел в автономку, в Северную Атлантику.

– Это ж надо, такая встреча! – довольно оглядываю я приятеля. – Никак дембельнулся?

– А то, – солидно изрекает он. – Вот, следую на Родину, в славный город Чебоксары.

– Придет ноябрь, замерзнет речка и ДМБ объявит Гречко! – басит стоящий рядом Виталька и протягивает Полдушеву лапу, – держи краба!

– Кореш? – косится на меня Витька.

– Ну да, – отвечаю я, и следует церемония рукопожатия.

– Здоровый, черт, – трясет после него рукой Витька.

– Есть немного, – белозубо скалится Виталька. – Так че, обмоем встречу?

Спустя несколько минут столик вооружается еще двумя «Мадерами», к Витьке подвигаются новые эскалоп с салатом, и я набулькиваю стаканы.

– За встречу! – следует тост, и вино приятно холодит небо.

– Неплохой клев, – отдает Витька дань мясу, – совсем как у нас на лодке.

Потом мы выпиваем за тех, кто в море, и довольно оглядываем друг друга.

– Ну, давай, рассказывай, как сходили, и вообще, – наваливаюсь я локтями на столик.

– Сходили на два месяца в район Бермудов и обратно, – сообщает Витька. – После сдали лодку и в санаторий. Ну, а затем приказ, и, как говорят, гуляй Вася.

– Как ребята?

– Все путем. От Мурманска до Ленинграда ехали весело и всем набором.

Там сошли Свеженцев, Гордеев, Антоненко и Иконников. С остальными простился на Ленинградском. Такие вот дела, – вздыхает Витька.

– Ну а ты как? Поступил в училище?

– Поступил. Вот, летим с Петровичем в отпуск.

– Отпуск это хорошо, а ДМБ лучше, – безапелляционно изрекает Витька, и мы смеемся.

Далее идут воспоминания о службе, мы поочередно спрашиваем «а помнишь?», и очень радуемся, что не забыли.

И тут я замечаю, что у приятеля матросские погоны. Без лычек и с золотыми буквами «СФ».

– Не понял? – тычу в них пальцем. – Ты ж был старшина 1 статьи?

– Смайнали, – сокрушенно вздыхает он. – И еще легко отделался.

– ?!

– Ну да, – кивает чубатой головой Витька. – Загодковали мы после санатория по полной. Мол, позади три года морей и «вся корма в ракушках*». А чтоб молодым служба раем не казалась, стали их жучить. Ну, кэп и устроил нам «легкий крик на лужайке». Всех разжаловал и пообещал дембельскую автономку. Потом, правда отошел и отпустил с миром.

– Гуляйте, мол, засранцы. Помните мою доброту.

После этого мы с Виталькой корчимся от смеха, а Витька невозмутимо на нас таращится.

Затем наступает время регистрации рейса на Чебоксары, и, поблагодарив гостеприимную Юлю, мы выходим наружу.

В воздухе запах осени, шелест листьев под ногами и высокое голубое небо.

Спустя час, мы стоим с Виталькой у ограждения перед взлетной полосой и смотрим на разноцветную вереницу пассажиров, следующую к одному из стоящих там самолетов.

За нею парусит клешами высокая черная фигура. У трапа она оборачивается и машет в нашу сторону бескозыркой.

Мы тоже машем в ответ.

– Прощай, Витька!

Собачий марш

Погожее июльское утро.

Синь неба над сопками. Ультрамариновая гладь залива. Застывшие у берега, черные тела ракетоносцев.

Над ними, радуя глаз, под легким бризом трепещут флаги расцвечивания, а рядом, на пирсах, выстроены экипажи в парадной форме.

Затем тишина утра нарушается размеренными ударами метронома со штабной плавбазы и, с последним, усиленным динамиками, бодрым голосом дежурного по флотилии.

– На-а Фл-аг и Гю-йс, смир-рна!

Шеренги чуть вздрагивают и замирают.

– Фл-аг и Гю-йс поднять! – несется над заливом, и команду сменяют бравурные звуки Гимна.

Союз нерушимый республик свободных,Сплотила навеки великая Русь.Да здравствует созданный волей народов,Единый, могучий Советский Союз!

торжественно несется в высокое небо, и по флагштокам кораблей вверх ползут сине-белые и алые полотнища.

– В-о-льно! – следует после завершения Гимна очередная команда, и флаги величаво реют в прозрачном воздухе.

Далее экипажи перестраиваются в колонны по четыре, выходят через лодочные КДП* на бетон вьющегося под скалами серпантина, и следуют походным шагом к выходу из режимной зоны*.

Впереди, с угнезденным на плече флотилийским знаменем, двухметровый, в белых перчатках лейтенант, с двумя, сопровождающими его здоровенными старшинами с автоматами, далее лучший в соединении экипаж, недавно получивший приз Главкома, и за ними остальные, всего полторы тысячи.

Лучи солнца играют на золоте офицерских погон, кортиков и шевронов, празднично синеют матросские гюйсы, в такт шагам взблескивают якоря на муаровых лентах бескозырок

– Не растягиваться, прибавить шагу! – изредка бубнят следующие сбоку экипажей старпомы, и черная волна минует широко распахнутые ворота контрольно-пропускного пункта.